Неточные совпадения
Промозглый сырой чулан с запахом сапогов и онуч гарнизонных солдат, некрашеный стол, два скверных стула, с железною решеткой окно, дряхлая печь, сквозь
щели которой шел дым и не давало тепла, — вот обиталище, где помещен был наш <герой>,
уже было начинавший вкушать сладость жизни и привлекать внимание соотечественников в тонком новом фраке наваринского пламени и дыма.
На этот раз ему удалось добраться почти к руке девушки, державшей угол страницы; здесь он застрял на слове «смотри», с сомнением остановился, ожидая нового шквала, и действительно едва избег неприятности, так как Ассоль
уже воскликнула: «Опять жучишка… дурак!..» — и хотела решительно сдуть гостя в траву, но вдруг случайный переход взгляда от одной крыши к другой открыл ей на синей морской
щели уличного пространства белый корабль с алыми парусами.
Покончив с этим, он просунул пальцы в маленькую
щель, между его «турецким» диваном и полом, пошарил около левого угла и вытащил давно
уже приготовленный и спрятанный там заклад.
В
щель, в глаза его бил воздух — противно теплый, насыщенный запахом пота и пыли, шуршал куском обоев над головой Самгина. Глаза его прикованно остановились на светлом круге воды в чане, — вода покрылась рябью, кольцо света, отраженного ею, дрожало, а темное пятно в центре казалось неподвижным и
уже не углубленным, а выпуклым. Самгин смотрел на это пятно, ждал чего-то и соображал...
Лидия заняла комнату, соседнюю с Алиной, и в
щель неприкрытой двери Самгин видел, что она и
уже прибежавшая Сомова торопливо открывают чемодан.
Но вот, точно ветер в комнату сквозь
щели плохо прикрытых окон и дверей, назойливо врывается нечто
уже лишнее, ненужное, но как будто незнакомое.
Из этой
щели, все более
узкой и мрачной, в небо, стиснутое вершинами гор, вздымалась ночь.
Придерживая очки, Самгин взглянул в
щель и почувствовал, что он как бы падает в неограниченный сумрак, где взвешено плоское, правильно круглое пятно мутного света. Он не сразу понял, что свет отражается на поверхности воды, налитой в чан, — вода наполняла его в уровень с краями, свет лежал на ней широким кольцом; другое, более
узкое, менее яркое кольцо лежало на полу, черном, как земля. В центре кольца на воде, — точно углубление в ней, — бесформенная тень, и тоже трудно было понять, откуда она?
«Что сделалось с тобой, любезный Борис Павлович? — писал Аянов, — в какую всероссийскую
щель заполз ты от нашего мокрого, но вечно юного Петербурга, что от тебя два месяца нет ни строки?
Уж не женился ли ты там на какой-нибудь стерляди? Забрасывал сначала своими повестями, то есть письмами, а тут вдруг и пропал, так что я не знаю, не переехал ли ты из своей трущобы — Малиновки, в какую-нибудь трущобу — Смородиновку, и получишь ли мое письмо?
Да, это путешествие не похоже
уже на роскошное плавание на фрегате: спишь одетый, на чемоданах; ремни врезались в бока, кутаешься в пальто: стенки нашей каюты выстроены, как балаган;
щели в палец; ветер сквозит и свищет — все а jour, а слава Богу, ничего: могло бы быть и хуже.
Она увидела, что идет домой, когда прошла
уже ворота Пажеского корпуса, взяла извозчика и приехала счастливо, побила у двери отворившего ей Федю, бросилась к шкапчику, побила высунувшуюся на шум Матрену, бросилась опять к шкапчику, бросилась в комнату Верочки, через минуту выбежала к шкапчику, побежала опять в комнату Верочки, долго оставалась там, потом пошла по комнатам, ругаясь, но бить было
уже некого: Федя бежал на грязную лестницу, Матрена, подсматривая в
щель Верочкиной комнаты, бежала опрометью, увидев, что Марья Алексевна поднимается, в кухню не попала, а очутилась в спальной под кроватью Марьи Алексевны, где и пробыла благополучно до мирного востребования.
В растворенные двери реставрированного атриума, без лар и пенат, видится
уже не анархия, не уничтожение власти, государства, а строгий чин, с централизацией, с вмешательством в семейные дела, с наследством и с лишением его за наказание; все старые римские грехи выглядывают с ними из
щелей своими мертвыми глазами статуи.
Увидев, что Уляницкий
уже приступил к бритью, мы смело подходили к окну, дергали форточку и тонкими дранками, просунутыми в
щель, сбрасывали крючки.
— Ах,
уж эта мне сибирская работа! — возмущался он, разглядывая каждую
щель. — Не умеют сделать заклепку как следует… Разве это машина? Она у вас будет хрипеть, как удавленник, стучать, ломаться… Тьфу! Посадка велика, ход тяжелый, на поворотах будет сваливать на один бок, против речной струи поползет черепахой, — одним словом, горе луковое.
Мнение это выводят из того, что не успеют-де проконопатить стен, как
уже в
щелях появляются клопы и тараканы.
— Да, умирайте-ка! — бормотал Рыбин. — Вы
уж и теперь не люди, а — замазка, вами
щели замазывать. Видел ты, Павел, кто кричал, чтобы тебя в депутаты? Те, которые говорят, что ты социалист, смутьян, — вот! — они! Дескать, прогонят его — туда ему и дорога.
Большие мельничные колеса, разбуженные шумливыми толчками воды, тоже вздрагивали, как-то нехотя подавались, точно ленясь проснуться, но через несколько секунд
уже кружились, брызгая пеной и купаясь в холодных струях. За ними медленно и солидно трогались толстые валы, внутри мельницы начинали грохотать шестерни, шуршали жернова, и белая мучная пыль тучами поднималась из
щелей старого-престарого мельничного здания.
Тут татарам меня
уже бить нельзя, потому что я как раз под ущельем стал, и чтобы им стрелять в меня, надо им из
щели высунуться, а наши их с того берега пулями как песком осыпают.
За этими воспоминаниями начинался ряд других. В них выдающуюся роль играл постоялый двор,
уже совсем вонючий, с промерзающими зимой стенами, с колеблющимися полами, с дощатою перегородкой, из
щелей которой выглядывали глянцевитые животы клопов. Пьяные и драчливые ночи; проезжие помещики, торопливо вынимающие из тощих бумажников зелененькую; хваты-купцы, подбадривающие «актерок» чуть не с нагайкой в руках. А наутро головная боль, тошнота и тоска, тоска без конца. В заключение — Головлево…
Я
уже не спал, наблюдая, как сквозь
щели дровяника пробиваются ко мне на постель лучи солнца, а в них пляшет какая-то серебряная пыль, — эти пылинки — точно слова в сказке. В дровах шуршат мыши, бегают красненькие букашки с черными точками на крыльях.
Из
щелей дома полезли женщины, тесно окружая продавщицу; я сразу узнал ее — это прачка Наталья! Я соскочил с крыши, но она, отдав юбку за первую цену,
уже тихонько уходила со двора.
Сумрачно и скучно в
узкой галерее, тесно заваленной шерстью, овчинами, пенькой, канатом, валяным сапогом, торным товаром. От панели ее отделяют колонны из кирпича; неуклюжие толстые, они обглоданы временем, обрызганы грязью улицы. Все кирпичи и
щели между ними, наверное, мысленно пересчитаны тысячи раз и навсегда легли в памяти тяжкой сетью своих уродливых узоров.
На углу Напольной стоит двухэтажный обгоревший дом. Сгорел он, видимо,
уже давно: дожди и снега почти смыли уголь с его брёвен, только в
щелях да в пазах остались, как сгнившие зубы, чёрные, отшлифованные ветром куски и, словно бороды, болтаются седые клочья пакли.
Но со мной случилась очень странная вещь: мне показалось, что я только на минутку закрыл глаза; когда же я раскрыл их, то сквозь
щели ставен
уже тянулись длинные яркие лучи солнца, в которых кружились бесчисленные золотые пылинки.
Румяный свет, проникавший сквозь
щели плетня, позволял
уже различать багры, кадки, старые верши и другие хозяйственные и рыбацкие принадлежности, наполнявшие темные углы.
Чернота на небе раскрыла рот и дыхнула белым огнем; тотчас же опять загремел гром; едва он умолк, как молния блеснула так широко, что Егорушка сквозь
щели рогожи увидел вдруг всю большую дорогу до самой дали, всех подводчиков и даже Кирюхину жилетку. Черные лохмотья слева
уже поднимались кверху, и одно из них, грубое, неуклюжее, похожее на лапу с пальцами, тянулось к луне. Егорушка решил закрыть крепко глаза, не обращать внимания и ждать, когда все кончится.
— По закону-то оно точно что не дозволено… — ухмыляясь, отвечает Савоська. — Да
уж оно так выходит, что на каждую барку беспременно эти самые бабенки попадут… И кто их знает, как они залезут. Отваливает барка, нарочно поглядишь — все мужики стоят, а как отвалила — бабы и объявятся, вроде как тараканы из
щелей.
Место действительно было то самое, что условлено: та часть низенького, светившегося
щелями забора, откуда в давние времена Саша смотрел на дорогу и ловил неведомого, который проезжает.
Уже серьезно забеспокоился Колесников, когда зашуршало за оградой и, царапнув сапогами мокрые доски, на верхушку взвалился Саша.
— Но я
уже оканчиваю, — сказал Ганувер, — пусть меня разразит гром, если я умолчу об этом. Она подскакивала, напевала, заглядывала в
щель барака дня три. Затем мне были просунуты в дыру в разное время: два яблока, старый передник с печеным картофелем и фунт хлеба. Потом я нашел цепь.
Афанасий Иванович
уже сам замечал это и говорил: «Что это так долго не несут кушанья?» Но я видел сквозь
щель в дверях, что мальчик, разносивший нам блюда, вовсе не думал о том и спал, свесивши голову на скамью.
Забитая прежде литературная дрянь и мелюзга подняла голову, и «вылезшие из
щелей мошки и букашки» опять начали ползать и пищать, не боясь
уже быть растоптанными.
Приземистая широкая фигура Спирьки, поставленная на кривые ноги, придавала ему вид настоящего медведя. Взлохмаченная кудрявая голова, загорелое, почти бронзовое лицо, широкий сплюснутый нос,
узкие, как
щели, глаза, какая-то шерстистая черная бородка — все в Спирьке обличало лесного человека, который по месяцам мог пропадать по лесным трущобам.
Было прохладно, и около сарая во все горло кричал петух, мешая спать. Когда синеватый, утренний свет
уже пробивался во все
щели, Фекла потихоньку встала и вышла, и потом слышно было, как она побежала куда-то, стуча босыми ногами.
— Кук-ка-ре-ку-у… ку-у… ку-у! — отвечали ему на разные голоса и ближние, и дальние, с другого конца села, так что от петушиных криков точно в котле кипело, да и в стенах каморки побелели
уже все, даже самые маленькие
щели.
Гости князю поклонились,
Вышли вон и в путь пустились.
К морю князь — а лебедь там
Уж гуляет по волнам.
Молит князь: душа-де просит,
Так и тянет и уносит…
Вот опять она его
Вмиг обрызгала всего:
В муху князь оборотился,
Полетел и опустился
Между моря и небес
На корабль — и в
щель залез.
Гости князю поклонились,
Вышли вон и в путь пустились.
К морю князь, а лебедь там
Уж гуляет по волнам.
Князь опять: душа-де просит…
Так и тянет и уносит…
И опять она его
Вмиг обрызгала всего.
Тут он очень уменьшился,
Шмелем князь оборотился,
Полетел и зажужжал;
Судно на море догнал,
Потихоньку опустился
На корму — и в
щель забился.
Там, услыхав девичьи голоса на огороде, он пробрался осторожно к задней стене, нашёл в ней
щель и стал смотреть: девки собрались в тени, под сосной; тонкая, худощавая Наталья
уже лежала на земле, вверх лицом, заложив руки за голову, Христина чистила зубы былинкой, присев на стол и болтая голою ногой, а Сорокина, сидя на земле, опираясь затылком о край стола, вынула левую грудь и, сморщив лицо, разглядывала тёмные пятна на ней.
Червяков или гусениц я мог бы набрать много; но сажать их было некуда, ящичек был
уже довольно полон, и я пустился отыскивать хризалид и ночных бабочек: я осматривал для этого испод листьев всякой высокой и широколиственной травы, осматривал старые деревья, их дупла и всякие трещины и углубления в коре; наконец, осматривал полусгнившие местами заборы, их
щели и продолбленные столбы.
Хризалид денных бабочек я старался развесить [Потому что они сами всегда устроивают себя в висячем положении.] на стенках или приклеить к верхней крышке ящика, который нарочно открывался сбоку; но это было очень трудно сделать, потому что клейкая материя, похожая на шелк-сырец, которою червячки приклеивают свой зад к исподу травяных и древесных листьев, а в дуплах и
щелях — к дереву,
уже высохла, и хотя я снимал хризалид очень бережно, отделяя ножичком приклейку, но, будучи намочена, она
уже теряла клейкость, не приставала и не держалась даже и на стенках ящичка, не только на верхней крышке.
Да еще порой в эту
узкую ленскую
щель с юга, от Иркутска, пригонят партию арестантов и пустят ее дальше самостоятельно вниз по реке.
Солнечный жар и блеск
уже сменились прохладой ночи и неярким светом молодого месяца, который, образовывая около себя бледный светящийся полукруг на темной синеве звездного неба, начинал опускаться; в окнах домов и
щелях ставень землянок засветились огни. Стройные раины садов, видневшиеся на горизонте из-за выбеленных, освещаемых луною землянок с камышевыми крышами, казались еще выше и чернее.
Но вот
уже разошлись по Иерусалиму верующие и скрылись в домах, за стенами, и загадочны стали лица встречных. Погасло ликование. И
уже смутные слухи об опасности поползли в какие-то
щели, пробовал сумрачный Петр подаренный ему Иудою меч. И все печальнее и строже становилось лицо учителя. Так быстро пробегало время и неумолимо приближало страшный день предательства. Вот прошла и последняя вечеря, полная печали и смутного страха, и
уже прозвучали неясные слова Иисуса о ком-то, кто предаст его.
Между Богом и Чертом не было ни малейшей
щели — чтобы ввести волю, ни малейшего отстояния, чтобы успеть ввести, как палец, сознание и этим предотвратить эту ужасную сращенность. Бог, из которого вылетал Черт, Черт, который врезался в «Бог», конечное г (х) которого
уже было — ч. (О, если бы я тогда догадалась, вместо кощунственного «Бог — Черт» — «Дог — Черт», от скольких бесполезных терзаний я была бы избавлена!) О, Божие наказание и терзание, тьма Египетская!
Было тихо. В окна глядел не то тусклый рассвет, не то поздний вечер, что-то заполненное бесформенной и сумеречной мглой. Ветер дул в «
щели», как в трубе, и гнал по ней ночные туманы. Взглянув из окна кверху, я мог видеть клочки ясного неба. Значит, на всем свете зарождалось
уже яркое солнечное утро. А мимо станка все продолжала нестись, клубами, холодная мгла… Было сумрачно, тихо, серо и печально.
Бледный свет начинавшегося дня, пробравшись сквозь
щели ставен
узкою полоскою, дрожал на стене.
Народ еще копошился на той стороне, пока пожар не дошел до забора; но когда золотые полосы и жилки огня пробились сквозь его
щели — жар вдруг сделался невыносим до такой степени, что через минуту на набережной не было
уже ни одной души.
Насколько гольды-мужчины удаляются от монгольского типа (среди них можно нередко встретить овальные лица без выдающихся скул и с правильными прямыми носами), настолько женщины сохраняют его. Лица обеих женщин были типично монгольские, которые характеризуются плоским скуластым лицом, вдавленной переносицей и
узкими глазными
щелями с явно выраженной монгольской складкой век. Все гольдячки невысокого роста и имеют маленькие руки и ноги.
Не успели они таким образом обойти деревню из двора во двор, как
уж на том конце, с которого они начали, закурилася не в урочный час лохматая, низкая кровля, а через час все большое село, как кит на море, дохнуло: сизый дым взмыл кверху как покаянный вздох о греховном ропоте, которым в горе своем согрешил народ, и, разостлавшись облаком, пошел по поднебесью; из
щелей и из окон пополз на простор густой потный пар, и из темных дверей то одной, то другой избы стали выскакивать докрасна взогретые мужики.
— Опять! Как эти сентиментальные души ищут утешения в словах! Возьмите сигару, сядьте и слушайте.
Уже давно мне нужны деньги, очень большие деньги. В моем прошлом, которое вам ни к чему знать, у меня были некоторые… неудачи, раздражавшие меня. Дураки и сентиментальные души, вы понимаете? Моя энергия была схвачена и заперта, как воробей в клетку. Три года неподвижно сидел я в этой проклятой
щели, подстерегая случая…
Тут она остановилась и, придерживаясь руками за занавес, отделяющий сцену от жилого помещения балагана, заглянула в
щель. В цирке набралось
уже довольно много публики. Слышался сдержанный гул голосов, детский смех, возгласы взрослых.